Расстреляют или сожгут? Уроженка Смолевичей трижды чудом избежала смерти во время войны

Девять месяцев в ожидании страшной судьбы — расстреляют или сожгут? Жизнь за колючей проволокой и трижды чудом миновавшая смерть. Глядя на улыбчивую Нелли Игнатьевну Константинович, даже не верится, что на ее долю выпало так много страданий. Она — одна из малолетних узников войны. А ее воспоминания о детстве — свидетельство преступления гитлеровцев на территории нашей страны.

Дарья ПОТАПЕНКО, газета «7 дней». Фото Татьяны МАТУСЕВИЧ

«Закрою глаза и вижу землянку»

Нелли Игнатьевна родилась в Смолевичах в 1938 году, куда ее родители приехали по распределению после окончания Витебского ветеринарного института. Через год отца отправили на работу в Белосток: молодой специалист прекрасно владел польским и немецким языками, потому что был выходцем из семьи этнических польки и немца. Уже в Белостоке в 1941-м на свет появилась вторая дочь Майя. Когда Германия напала на Советский Союз, матери с двумя дочерями пришлось бежать к родителям мужа в деревню Французские Гребли Пуховичского района.

— Бабушка умерла в первый день войны, — начинает свой рассказ Нелли Игнатьевна. — Ее муж, мой дедушка Игнатий Иосифович Кремер, взял ружье и вместе со старшей дочерью Ниной ушел к партизанам. По ночам она приходила домой и шила из парашютов маскировочные халаты. Кто-то из предателей ее сдал. Нину схватили, расстреляли и повесили на заборе в назидание: вот что сделают с каждым за связь с партизанами. А деревню подожгли — огонь уничтожил ее полностью. Все, кто выжил, были вынуждены уйти к народным мстителям.

Вся семья Константинович 20 человек — от малышей до стариков — присоединилась к партизанам. Нелли тогда было всего четыре года, но она хорошо помнит землянки, в которых они жили.

— Закрою глаза и вижу, как мы в них залезали, — рассказывает наша собеседница. — Все дети были при деле. Мы бегали по лесу и собирали дрова, шишки, грибы…

В это время взрослые из отряда (а затем и бригады) «Пламя» под руководством Евгения Федоровича Филипских пускали под откос фашистские эшелоны, взрывали мосты, громили управы и гарнизоны противника.

«До сих пор его лицо помню»

— В конце 1943-го партизаны пошли на соединение с Красной армией в сторону Минска. Нас, жителей близлежащих деревень, оставили на дядю Мишу, брата отца, который был лесником, но нас выловили немцы с овчарками, — вспоминает день, когда вся семья попала в заключение, Нелли Игнатьевна. — Всех погнали в Червень. Поместили в длинный сарай, который находился за колючей проволокой в два ряда. Людей было очень много. Спали на сухом навозе. На улице стояли котлы для приготовления пищи животным — там нам разрешали греть воду. Когда немцы туда бросали хоть что-то съестное, получалась похлебка, которой нас мама старалась накормить.

Возвращаться в прошлое больно для Нелли Игнатьевны даже через 80 лет. Ее голос начинает дрожать при воспоминании о том, как немцы пытались их сначала сжечь, а потом расстрелять:

— Сарай, куда нас поместили, уже горит, на спины людям летит с крыши пылающая солома, они задыхаются от дыма. А дядя Михаил стоит возле закрытой двери сарая и что-то говорит фашистам на их языке.

Какие его слова подействовали на оккупантов, не знаю, но они открыли дверь. Люди полуживые выползли из сарая.

Совсем скоро выяснилось, что гитлеровцы и не думали давать узникам шанс выжить. Просто изменился план: людей было решено расстрелять. Фашисты приказали взрослым, в основном там были женщины, копать яму. Возле нее выстроили узников.

— Все начали молиться и плакать. А дядя Миша без остановки что-то говорил на немецком, — Нелли Игнатьевна делает паузу, чтобы успокоиться от осознания того, что тогда они все находились на волоске от смерти.

Слова дяди Миши сработали. Его обращение к немцам на их родном языке спасло много жизней белорусов, в том числе и десятерых Константиновичей, во второй раз. А вскоре был и третий.

— Нас погнали из Червеня в Марьину Горку, а это почти 30 километров. Я шла в кирзовых сапогах, натерла до крови ногу. Мама меня усадила под елку и стала успокаивать. Сил дальше двигаться не было ни у нее, ни у меня. Немцы, увидав, что мы отстали, начали выстраивать узников в шеренгу — чтобы расстрелять каждого третьего, как они обещали, за провинность любого из нас. Дядя Миша подбежал к нам с мамой, схватил меня на руки и отнес к немецкому офицеру. Снял мой сапог и показал причину, из-за которой мы задержались. Немецкий офицер взял меня на руки и понес. Я была в ужасе! Не могла даже представить, что он будет делать. А немец усадил меня на повозку. Я до сих пор его лицо помню, — вздыхает от пережитого в детстве страха Нелли Игнатьевна.

Дядю Мишу по прибытии в Марьину Горке угнали в Германию на работу. Остальные из Константиновичей еще пять месяцев жили в тревоге за свое будущее. Местные жители подбрасывали заключенным какую-то еду, так и продержались до начала июля.

— Когда наши войска стали приближаться к Минску, фашисты начали быстро куда-то собираться. Накануне нашего освобождения, 3 июля, немецкий офицер построил всех заключенных и сказал: «Завтра здесь будут ваши. Нам дан приказ вас уничтожить, но мы не хотим брать на себя эту ответственность. Мы уезжаем, но вы не разбегайтесь, иначе вас расстреляют полицаи. Ждите прихода ваших солдат». Конечно, как только немцы уехали, многие решились бежать. Мы — нет. Нам некуда было деваться: дом сожгли. Дождались наших солдат вместе с партизанами из бригады «Пламя». Нас, всех Константиновичей, в Марьиной Горке поселили в дом, где когда-то жили полицаи, — завершает рассказ о своем военном детстве наша героиня. И замечает: — Я в Марьиной Горке прожила 10 лет, школу там окончила, но никогда не ходила по улице Первомайской мимо того длинного здания, в котором нас держали пять месяцев. От одной мысли об этом испытывала ужас.

«Всего, о чем мечтали родители, я добилась»

Накануне Международного дня освобождения узников фашистских концлагерей Нелли Игнатьевну ждут дети и молодежь в различных учреждениях образования, в «Белкоммунпроекте», где она проработала 40 лет, в Пушкинской библиотеке, куда устроилась уже пенсионеркой. Общий трудовой стаж нашей героини — без двух лет 60!

— Объездила всю Европу и скажу так: наш Минск — самый красивый и чистый город. Я счастливый человек. Всего, о чем мечтали отец, мама, я добилась. Получила высшее образование, устроилась на хорошую работу, где меня ценили и уважали, вышла замуж. Сегодня в Беларуси есть все для того, чтобы наслаждаться жизнью. Остается только относиться к ближнему своему с любовью и уважением, ценить то, что у нас есть. Тогда ужасы прошлого не повторятся.

Сегодня в Беларуси проживает 6,6 тыс. бывших узников фашизма, которым государство оказывает поддержку. По данным генерального прокурора Беларуси Андрея Шведа, озвученным 19 марта на мемориале в Озаричах на митинге-реквиеме «Память», посвященном 80-й годовщине освобождения узников лагеря смерти, на территории нашей страны в годы Великой Отечественной войны было создано более 580 лагерей смерти. Наиболее крупные из них находились в Минске — в районе Немиги и в Тростенце, а также в Озаричах, Гомеле, Полоцке и Бобруйске.