«Женщины плакали и просили, чтобы нас расстреляли». Последний коренной житель деревни Полянка поделился воспоминаниями

ПОЛЯНКА, Драчковский сельсовет. Он родился и вырос в деревне, которую сейчас мы знаем как Полянку. Его дед был лесником и, представьте только, основателем этого населенного пункта. За время существования с деревней успело случиться многое: она меняла название, была сожжена фашистами и отстроена заново. Герой нашего интервью – последний свидетель этих событий, единственный коренной житель Полянки Эдуард МАЛИНОВСКИЙ.

Судьба этого человека была такой же непростой, как и судьба деревни. Родился Эдуард Николаевич в марте 1939-го, за два года до войны. И хоть в то страшное лихолетье был совсем ребенком, ужас и боль, которые довелось пережить, не в силах забыть и теперь. 15-летним мальчишкой, приписав себе три года, он пошел учиться на тракториста, чтобы помогать маме в тяжелое послевоенное время. Чуть не умер, впервые в жизни вдоволь наевшись конфет; работал на мясокомбинате; поднимал целину; как и мечтал, отслужил в армии; а закончил трудовой путь начальником отдела Управления охраны при МВД БССР.

– Эдуард Николаевич, расскажите, что помните, о войне…

– Как-то в деревню пришли немцы и стали поджигать дома. Уцелело всего несколько, в том числе дедов. Там жила мамина сестра. Я часто ночевал у нее: так ей было легче пережить смерть сына Женьки, моего ровесника. Дом спасло то, что ночью я надул в кровать, и, когда немцы подожгли матрас, огонь, дойдя до мокрого места, погас.

– Ведь тогда и местные жители чудом уцелели?

– Да. Когда мы услышали шум, спрятались в землянке. Но мама выбежала из укрытия, когда увидела, что немцы подожгли сарай: там, под крышей, она прятала свои единственные туфли. Вслед за мамой вышли на улицу и мы, немцы нас заметили. Всех жителей согнали в один дом, заколотили окна и двери. А когда на улице раздался взрыв, немцы, угрожая всем жестокой расправой, спросили, кто мог бросить гранату. Тетка Авдуля призналась, что это ее муж. Фашисты схватили его и погнали в сторону Смиловичей. А нас хотели сжечь. Женщины плакали и просили, чтобы нас расстреляли, а не жгли живьем. И тогда один из немцев приказал поджечь дом, а нас отпустить. Мы вышли на улицу и стали на колени, боялись пошевелиться. И лишь когда над головами просвистела автоматная очередь, побежали в лес.

– Как жили после освобождения?

– Отец умер рано, в 47 лет: болел туберкулезом, его поэтому и на фронт не призвали. Нас растила мама. Когда мне исполнилось пятнадцать, я пошел учиться в школу механизации, где готовили трактористов и комбайнеров. Учиться нужно было год, но брали туда только с восемнадцати. Помог мне дядя. Он, работая в Смиловичах, каким-то образом сделал мне справку, в которой было указано, что я родился в 1936-м. Когда пришел на собеседование, директор спросила: «А ты чего такой маленький?». Я ответил, что есть нечего было, вот и не вырос. Она улыбнулась: «Ну что ж, пусть и у нас будет свой сын полка». Так я стал учиться.

– Сложно было?

– Непросто, но интересно. Жили все вместе, спали на полу. Нас обеспечивали одеждой, кормили и по окончании даже выдали зарплату.

– Как потратили деньги?

– Сейчас, будь я мальчишкой, мечтал бы, наверное, о мопеде, а тогда очень хотелось сладкого. Мама давала нам по 1 конфете на неделю. И мы старались растянуть удовольствие на несколько дней, прятали друг от друга в стенах между бревнами. Случалось, что расправиться с угощением помогали мыши. Как же тогда мы плакали! Поэтому, получив зарплату, я пошел в магазин и решил, что куплю себе 100 граммов подушечек. Когда продавщица взвесила конфеты, я увидел, как их мало, и попросил добавить еще столько же. Но и 200 граммов показалось ничтожно маленькой порцией. В итоге я купил 2 килограмма и съел все за один раз. Чуть не умер. Спасли меня хозяйка, у которой я квартировал, и еврей-доктор, по счастью, живший по соседству.

– Трактористом поработать довелось?

– Да. Распределили меня в колхоз. Такой техники, как тогда, сейчас не увидите. Трактор с железными колесами заводился при помощи большой ручки. Я был мал и хил, но приспособился заводить машину, прыгая на эту ручку. Отработал ровно год, а потом вернулся домой. 

– Дальше был столичный мясокомбинат?

– Да. Помогла тетя, она там работала и подсказала, что на предприятии открывается школа фабрично-заводского ученичества. Там готовили бойцов скота и обвальщиков мяса. Я отучился и освоил еще одну профессию. После окончания всю группу оставили в столице работать, а меня направили в Слоним. За день на небольшом предприятии мы разделывали по 7 коров и 15 свиней.

– Как вы уехали на целину?

– Друзья позвали, и я согласился. Хотел на мотоцикл заработать. Трудился разнорабочим на стройке, но, когда заболевал тракторист, выходил на замену. Поля там были такими длинными, что в одну сторону приходилось ехать целый день.

– Удалось на мотоцикл заработать?

– Нет, не хватило, поэтому, когда вернулся, деньги отдал маме. Стал собираться в армию, мечтал об этом. Хотел служить водителем. Но не прошел комиссию. Мне поставили диагноз «дальтонизм». На самом деле тогда совсем другая система проверки зрения была. Проверяли не по цветам, как сейчас, а по точкам и черточкам. Я просто не разобрался. Когда все поменялось, проверился заново, и водить мне разрешили. За рулем я уже более 45 лет.  

– А как же армия?

– Отслужил, как и хотел. Был распределен в десантные войска. Часть находилась в Пскове. Руководство направило меня учиться на минометчика, но не хватило образования: я окончил всего 7 классов. Командир принял решение, что доучиться мне нужно, и меня отпускали на уроки в вечернюю школу. В итоге я и недостающее образование получил и на минометчика выучился.

– Куда пошли после службы?

– Работать устроился на Минский мясокомбинат бойцом скота. Успел окончить школу товароведов. Высшее образование получал заочно, учился на юрфаке. Еще меня избрали заседателем в суд. Во время отсутствия судей я их заменял. Предлагали остаться там работать. Но я отказался: мне жалко было всех – и потерпевших, и обвиняемых. А потом по воле случая в отделе кадров комбината с майором милиции встретился. Я пришел заявление писать – уволиться хотел, а он как раз желающих на работу набирал. Все совпало, при этом у меня и образование профильное было.

– Вы до пенсии в правоохранительных органах трудились, верно?

– Да. В последние годы был начальником отдела Управления охраны при МВД БССР.

– Как часто вы в Полянку приезжаете?

– Так вышло, что родственники продали и дедов дом, и мамин. Своим жильем в деревне мы с супругой Раисой Васильевной обзавелись 30 лет назад. Бывали в Полянке часто, даже на зиму оставались. Очень половинка моя это место любила, на земле с удовольствием работала. А когда заболела, мы вынуждены были в город вернуться, чтобы быть ближе к врачам. Два года назад ее не стало. В деревне бываю по-прежнему часто, но уже с другим настроением: все мне здесь теперь напоминает о том, что я один остался.